Metall
про какой именно фанфик ты говоришь,что могут опубликовать?
песня группы Крит "Ведьма" есть две версии этой песни...обе совершенно потрясающи на мой взгляд)люблю такую тематику)

Отредактировано Эхо (14.10.2009 14:18)

Вот и снова Я)спасибо всем за отзывы)Что бы не скучали,добавила новые драбблы,написанные специальное для Недели Пейрингов на ЛАО)если еще не были там-советую заглянуть)Естественно я писала про Зутару)Наслаждайтесь

Название: Утреннее (Яблоки)
Автор: Эхо (Moonlight)
Бета: Alia свет Демченко
Жанр: Romance
Предупреждение: ой! лирика
Дисклеймер: Ничем не владею, бедный лиричный товарищ)
От автора: Яблоки, яблоки, яблоки... Запретный плод) Хотелось чего-то пламенного, страстного и жесткого, но потом вдруг появились утренние яблоки и роса.

Старая яблоня укоризненно заскрипела, стоило мне встать на первую от земли ветку. Дерево, привезенное лет сто назад из дальнего уголка царства земли, прижилось в тиши дворцовых интриг и напутствий. Старые корни ее глубоко вросли в землю и давали жизнь не одной сотне плодов каждое лето. Раскидистые ветви были похожи на корявые, покрытые темными бороздами-морщинами, но мощные руки, наполненные даром кормить жизнью. В то утро старые воспоминания, которые, как мне думалось, были похоронены давным-давно, вдруг вновь стали отчетливо проступать в памяти. Еще одна ветвь дерева послужила ступенькой к вершине.
Может, все это было из-за странного сентиментального настроения, которое имеет обыкновение появляться в конце лета, как вынужденно ожидаемая неприятная родственница. Такое странное смешение грусти и самодовольства, небывалой нежности к хрупким витражам счастья в твоей памяти, откровенный и вдобавок навязчивый чертов лиризм и капельку таких непрошеных вздохов об уходящем лете. Может, и не было бы ничего, если бы утром я не оказался в дальней части сада, где с десяток старых яблонь осыпались дождем из золотых плодов. Яркий, удушливо-сладкий аромат перезрелых яблок разлился теплой волнующей нотой в воздухе и почему-то на сердце стало очень тесно.
Еще одна ветка.
Потянуться к круглому желтому плоду, который устроился на самой верхушке. Помню, в детстве эта яблоня казалась страшней и выше, неприступней, что ли. И я под страхом быть обнаруженным забирался на нее, чтобы вот так же дотянуться до самого восхитительного, самого сладкого яблока, там, наверху. Шансы сломать шею были велики. Но ничто не заменяло это странное счастье позднего лета, когда утро играет в каждой капле холодной росы и перемигивается в листьях, и ты тянешься за яблоком, в последний момент надеясь, что случайно не перепутал его с ленивым солнцем. Дотянешься до него - схватишь и обожжешься. Но пальцы всегда выхватывали вместо солнца прохладный, налитый чудными соками фрукт. А солнце, довольное, останется висеть среди яблок. Такое же желтое, пузатое и довольное.
Оперевшись на последнюю более-менее устойчивую с виду ветвь, оглядываюсь.
Туманная дымка, притаившаяся под кустами и в тени деревьев, солнце, пропускающее лучи среди сотни тысяч заманчивых зеленых стеклышек.
Тает во рту сладкая перезрелая плоть. Яблочный дух окончательно пропитал все вокруг. Опьянение, пересыщенность, трепет. Рыжина на макушках деревьев вокруг намекала на скорую перемену.
Звякнувший обиженным колокольчиком девичий голос вывел меня из блаженного состояния.
- Что это вы делаете, Ваше Величество, в такую рань на дереве, а?
Вот же ехидство. Прямо под яблоней стояла девчонка из племени воды и с кривоватой улыбочкой посматривала вверх. Когда еще можно будет увидеть великовозрастного и, по идее, солидного Хозяина Огня, который как малый ребенок болтает ногами на верхушке яблони. Ну, к слову сказать, тут было не так уж высоко. А вот девчонка явно давилась смехом. Ну хоть хихикает она в рукава расшитого зеленого кимоно. Чудо как хороша, раскрасневшаяся от смеха и легкого смущения, в убранстве из зеленой травы, томных листьев и желтых сладких снов.
-Слезайте уже, в конце-концов...
Она протянула мне руку.
Из памяти вдруг вырвалось...
Старое дерево, казавшееся таким большим, тяжелые плоды, казавшиеся наивысшим, почти недостигаемым удовольствием, и мать, протягивающая руку вот так же - со снисходительностью и непередаваемой нежностью... И ее мелодичный смех. Когда-то давно.
Мечтать надо меньше. Ветка подо мною жалобно затрещала, рука соскользнула, и тело потеряло всякую опору. Полет был недолгим и незапоминающимся. Зато приземлился я прямо на удивленную Катару. Тишина сада в тот момент поразила, и отчетливо захотелось вдруг провалиться сквозь землю. Кровь, прилившая к щекам, обожгла. Я прижимал ее к земле. Она растерянно хлопала длинными ресницами. Наивно-смешно. Чертова синева глаз как северное небо. Катара никак не могла осознать что вот... Мои руки рядом с ее плечами. Рядом с ее руками - я знаю, они такие неправильно- сильные и такие теплые. Что волосы ее, темные, словно птичьи стаи, разметались по траве, и роса на них покоится тяжелой алмазной пылью.
Что почему-то ее лицо так близко к моему.
Нежный овал, правильный, и губы светлые и беспокойные.
Губы так близко к ее губам.
За ними сладость увядших трав.
Я чувствую ее сбившееся дыхание. Ее тепло. Нет!- болезненный жар, проступивший сквозь блестящие искренние шелка. Ее тело оказалось в клетке моего. Волею случая наши руки соединялись, волосы путались, а сердца поддаваясь невиданному ритму и, вместе с податливым пульсом, колотились перпуганно в невольном волнении. Всюду пахнет яблоками. Наступает осень... Кривая моя усмешка на один уголок рта... Я нашел слова для нее, о духи:
- С добрым утром...
Это дало хоть как-то ей опомниться.
Она было хотела меня спихнуть, как вдруг...
Кажется, старуха-яблоня явно над нами решила пошутить. Сделала все по-своему. Мне оставалось вовремя услышать не предвещающий ничего хорошего треск. Чуть податься вперед, чтобы окончательно закрыть хрупкое тельце собой. Вот же глупость... Утреннее приключение. Наверное, с сотню яблок прошлось-прогулялось ощутимыми ударами по моей спине. Девчонка вскрикнула и вжалась в меня, а особо увесистые плоды безжалостно выбивали из меня дух и всю романтическую глупость. Кажется, одно из желтых яблок-озорниц едва не прибило меня, от души треснув по макушке. Целый град из золотых негодниц. Осталось только найти в себе силы и подняться. Ладно. Хотя бы слезть с девчонки и повалиться снова на траву. Но Катара уже невообразимым каким-то способом выбралась из-под меня и теперь с деловитым видом и непереводимым на нормальный человеческий язык бурчанием отряхивалась и отворачивалась, пытаясь скрыть предательский румянец и пухлость бесстыжих губ. Желтые яблоки усеяли землю вокруг, улыбались довольными желтыми ртами, прятались в невысокой траве…

Название: Колыбельная(Безумие)
Автор: Эхо(Moonlight)
Бета: Alia свет Демченко
Жанр: Bad Romance ==
Предупреждение: ой!лирика
Дисклеймер: ничем не владею(увы)
От автора: Дорогие читатели… И писатели, и будущие писатели, и бывшие писатели, а так же вообще не читатели и ничем ни писатели) Вот, собственно, моё творение) Приятного аппетита) Бессюжетные рассуждения... Зутара. Берегись!
Р.S. Как, впрочем, часто бывает – пунктуация поруганию порою подлежит, но в целом носит характер интонационный, так что является авторской.

Что станет смыслом твоим, если мятежник вдруг стрелу пустит в твою незабвенную?
Твой сон, наверно, охранять - высшее блаженство. Во влажность звезд с головой окунувшись, умывшись тишиной предрассветной и навсегда затеряться бы рядом с тобой в переливах осенне-стальной травы.
Колкий мрак прогнав, прокрасться бы в твои сновидения синим духом-белым вором. Может, ты пустишь горячий мой шепот в нежное ушко, прикрытое темными локонами. Спи, милая моя… А отворится бездна синих глаз твоих -навсегда захлебнусь в деланном безразличии к тебе и безответной нежности.
Быть свидетелем пробуждения твоего – наверное, чистой воды фантазия. Вплести бы в сети волос тусклые утренние лучи, медовые слезы росы растерять в бликах мягкости кудрей. Нарядить бы в утреннюю нежность хрупкие девичьи ключицы, округлость плеч, уязвимость шеи. И в тысяче светлых утренних часах остаться бы с тобой, заключив тебя в колыбель рук.

Что станет нежностью твоей, если мятежник падшей империи вдруг стрелу пустит в твою незабвенную?
Твой смех услышать - поймать бы как птицу. Найти б золотую, прочную клетку для него. Со всеми духами сделку б заключить. Цена, душа моя, - лунный грош, а взамен - переливы северных флейт, песни морей, плачи вьюг и ледяные просторы кристальной непорочности. Запереть бы твой смех, спрятать бы подальше и мучить бы песнями твоими печальными то, что осталось от сердца в груди - черную дыру. схоронить бы от остальных светлейшую музыку вод.

Что станет грустью твоей ,если мятежник падшей империи вдруг пустит стрелу ядом умытую в твою незабвенную?

Грусть твоя - тихая заводь, камышовая суть и трели тростника. Плечи вздрагивают и вокруг тонких загорелых ног расходятся круги. Платья подол мокрый. Сети да паутинки. Светлячки порхают вокруг тебя и беспокойно мигают в зыбком тумане, окутавшим болото. Я ночной страж нерадости твоей, соблазна твоего. Ты плачешь рядом со мной, питаешь солеными каплями что-то внутри меня и я знаю, что причина твоих слез тот, кто покоряет ветер. Странные усмешки - сладость для него, а горечь ее - для меня. Быть спутником мимолетного огорчения твоего для меня отрада. Ты доверительно прижимаешься ко мне и сойти с ума почти возможно. Преодолеть бы страх лишь да расстояние в четверть миллиметра до теплых губ. Но нежность - для него. Мне лишь можно попробовать на вкус усмешку затаившуюся в уголке маленького ротика.

Что станет летом твоим...

В вечном лете бы да забыть тебя. Вспоминать - не вспомнить. В реках сквозных-холодных образ твой вымыть, в серебряном молчании звезд бы рассыпать. Разлюбить. Растоптать. Не забыть... Огненных лилий пьяный дурман, жесткость солнца, жару. Калейдоскоп, карусель, веселье августа -разгульный праздник смерти, лета, и привкус сентября на кончиках пальцев твоих- загадочный, безветренный, пряный. Заколдованным - зачарованным кругом небо - земля. И соленая кожа в томной жаре под изможденными губами. Спи, любимая… Забывай, как оттолкнула меня тогда. Как пожар внутри гудящий отвергла. Как глаз синева обесцветилась штормовыми волнами. И ночью, задыхаясь, ты тогда заглатывал созвездия, мял траву, молил о разрыве сердца и порывах ветра, что унесут тебя заблудшим листом в мертвые поля.

Дыханием твоим...
Вдогонку друг другу под грохот грозы и оба они такие странные, такие безумные, неистово любящие. Застыв в жестокости дождя, оба путают руки, оба ищут губы, в веках притаилась вселенская нежность и неземная грусть. Серый, серый, бледный, скучный дождь. Ее мягкие руки, его робкий стук сердца и в нечаянном порыве задетая гордость... Моя. Моя.
Его робость, его чуткость... Моя!
Дарить бы ей огня затаенного порывы и сущность, квинтесенцию сердечного яда.
Моя.
Но руки смуглые обвили его шею, а пальцы повелителя ветра вдруг заблудились в длинных волосах... Мягкость ее губ. Легкость его дыхания. Утром в садах яблоневых я прятал глаза. Я находил их в объятиях друг друга, в переплетеньях осеннего сна. Ревность отрезвляла. я не видел ничего, кроме ее ресниц, готовых черными птицами вверх вспорхнуть от шороха любого. Я знал, что с ним ей всегда грезится дурные сны. Сейчас ее кошмары не могли прогнать мои руки. Спи, незабвенная...
Пощечина обожгла щеку. Слова, что тысячу раз повторял себе, застряли в горле.
Моя... Не скажу. Люблю. Не скажу.
И зима кружевом тончайшим осела в черные ветви, на желтую луну, сахаром кристальным присыпала крыши.
Солнце бы с ней от фитиля зажечь как бумажный старый фонарь и тишину эхом порвать в ущелье-трещине между нашими сознаниями, слезами лед разбить - растопить и утешиться облаками бы.

Сном твоим....
В синеве укрывшись, растоптав сердце твое. Мять тебя, желать тебя, быть с тобой. Забыть тебя? Невозможное. Холода уходят, остаются лишь льды. Дышат они, тяжко стонут, надламываются, взбухают, нездоровятся. Утопленники поют печальные песни под льдами обоих полюсов. Весна.
Пить тебя. Знать тебя. Сорвать с тебя всю твою чертову стеснительность. Правильность. Вдумчивость. Трезвость. Простить тебе. Не любить тебя. Нет. Любить... Волосы с ночи растрепаны. Недальновидное спокойствие и отсутствие стыда и одежды. Каждый раз желать тебя, в теплую ото сна и чудную вторгаться, врываться, входить. Целовать. Любить. Дышать. Мять. Спи, моя желанная... Почему же лед стонет...

Трепетом...
Вспоминать? Ах, осень! Ах, солнце! Ах, томность....
В листве, в танце кружась, в броне уверенности, в суете и недоброжелательности дворцовых разговоров. Жадность твоя до взглядов. Ах, выросла! Ах, похорошела-зацвела...Невеста, да и только. Сколько же ненужных погремушек в волосы вплетено-накручено-раззолочено. В складках платья бус разброшено, потеряно... Кожа смуглая упрятана за краской - алой, белой, синей, угольно-черной... И тесные пояса - узкие ленты, а пальчики грубые еще от прежних забот. Неуместность дикарки в болоте интриг да восхищений. Моя несдержанность. Ее неосмотрительность. Ах! Беда... Поцеловала же… В порыве смешной девчоночьей несдержанности. Как странно... Аватаром целованная меня одарила... И словно проснулся во мне забытый жар. Терзаю ее губы. Она поддается ...
Закутанное в шелка маленькое девичье тело на просторной кровати. Спит мирным сном. Праздник.. .Спи, моя нежданная... Утомилась. И вкус поцелуя на губах забывать. Забывать...

Болью твоей...
Твой побег. Измена твоя... Нет, не измена. Никто ты мне...
Никто ты мне, не птиц над головою стаю правишь, не у ног моих ты стоишь, да не рядом со мною об руку… Убегаешь от меня в степь лазоревую. В синь нездешнюю. В руки-стрелы к воздушному кочевнику. К тому, кого любит небо. С кем говорят боги. К кому справедливы духи. Кто обнимает тебя крепче, чем я. Кто не сожжет, не уничтожит. Ах, глупая… Чего ж ты боишься… Коль сжечь тебя, недолго порознь будем, сам сгорю, сам обернусь пеплом воронова крыла, сам к тебе приду и на том свете колени твои зацелую… А ты ушла в его серости безбрежные, в его сердца многие, сердца старые, перелюбившие. Оно в груди спокойней у него. Ласкать его. Рядом засыпать. Веки целовать. Ждать... Ждать чего-то… Чего в снах с ним не случается.
Не моя... И отцвели туманы. И тонкий месяц округлился, повиснув плавленой луной в небесных водах.

Убить бы тебя...
Луна пополам от песни тетивы. От ливней пряная степь-ширь. Спи, моя невечная... Мотыльком живой огонь, в глазах твоих притаившийся, угас окончательно. И теперь не разобрать - звезды ли на небе или вдруг обронила молодая бархатная тьма сверкающие камни в траву. Насквозь пробило… Шелка. Кожу. В груди девчонки стрела... Тонкая. Поющая. Ядом умытая... Крови черное пятно. Губы в нескромной улыбке расслаблены. Светом сердце наполнено, не горем... Сотни подаренных тобой поцелуев враз бледность мою обожгли. И ветер, словно ее дыхание легкий, закрался в волосы, в уши, в складки охотничьего платья. Тобой очарован я. Мертвой, спящей, искренней... Не моя ты. Не его. Ничья… Ничья ты… Вольная ты… Дочь реки-матери, вечно текущей с цветами-венками – любовью своей порою, с омутами памяти да с заводями привязанностей… Дочь отца-океана, соленого да неверного, приливы-отливы от сердца твоего – берега моего… Боль твоя, горечь твоя, обида твоя, месть мне… Ах, за что…
Бубенцом луна тусклым. Моя нежность... Моя грусть. Вспышками-моментами твоя томность, твоя лесть... Последний поцелуй похитить с лепестков застывших губ. Ах! Холодная... И в воду хрустальную опустить. Ведьма-река да мать-река последние следы твоей жизни унесет. Лук тяжелый в руке. Теплота дерева. А выломать из сердца твоего древко избранницы моей несносно-острой не под силу было... Навсегда ты скрылась .Спи же...Не моя. А звезды вдруг сбежали вместе с ее глазами… Ах! С небосклона, вниз по тетиве, ой да в ледяное журчание реки…

Что станет искуплением твоим, о мятежник падшей страны, пустивший вдруг стрелу, ядом напоенную, в свою незабвенную?

И вот еще рисунок)

зутара-страсть